Остатки путешествия – графические листы, всего лишь бумага.
Появление красок на картонах, холстах – это уже долгие остановки, сосредоточение на увиденном, услышанном. Приходилось все чаще покидать кабину, сосредотачиваться на единичном и долго вглядываться, даже если это единичное – всего лишь пустота. И почти на всех картинах, почти знаком, почти тенью фигурка путника, свидетеля снов. Мои картины – остатки снов.
Дерево весьма податливый материал для создания вещей и предметов, удобный для постепенных раздумий, исправлений поворотов, приятный в касании, звуке. Из дерева хорошо строить мысли, ограждать их от ветра, прикрывать какой-нибудь дверкой.
Оно и полнота и пустота и ветви, и плоскость, и небо, и глубина. Даже скрыв его под лаком и краской, можно услышать голос дерева. Мое дерево, от простого детского кубика до лабиринта, то молчит, не желая открывать тайну формы, то зазывает в странную глубину через приоткрытые дверки настенных театриков, то зовет в далекое путешествие звоном деревянного колокольчика на палубе немыслимого корабля, то превращается в бессмыслицу, которую невозможно понять, но хочется держать в руках, гладить, прижимать к щеке.
Когда я работал над первым своим театриком со множеством дверок-картин, они провели меня к самой последней дверке, и я долго не мог найти ту драгоценность, которая достойна открытия, откровения удивления. Отметалось все предметное, включая слитки золота, алмазы, локоны принцесс, зуб фараона и кольцо царя Давида. Я искал нечто неуловимое, возможно, близкое к тому мгновению, которое некто небезызвестный хотел остановить весьма дорогой ценой, возможно, образ вечного блаженства или состояния, достигаемое медитацией, молитвой. Я хотел сделать то, что пытались сделать и до меня тысячи раз. Чтобы не тратить слов на объяснения, скажу только: за этой дверкой в одну точку сошлись все мои умения и мысли. Результат так прост. Не торопитесь...
Именно из-за этой дверки произошли остальные вещи. К дереву, которое я превратил в лабиринты дорожек, я добавил гравитацию и каплю металла идеальной формы. Постукивая, побежал по дорожкам шар. Появились движение и звук. Возникло то, что называется удивлением, интересом. Не надолго, но удалось остановить его величество Мгновение! Форма, цвет, звук, движение – все было в нем.
Второй театр называется «Театром смысла». В нем царство бессмыслицы архитектурных форм, лабиринт бессмысленного порядка, освещенного грохотом беспорядочно скатывающихся шаров, притягательная глубина пространств и подвалов. И, наконец, сам «ящик смысла», в который собираются, достигшие подвала шарики.
